Глава третья. Не можешь победить бардак - возглавь его.
Чуть больше месяца назад, я считал завидовцев "своими". Они были мне ближе и роднее остальных бойцов. Я почему-то поверил в наше единство и их порядочность. Вскоре мои представления о товарищеских взаимоотношениях перевернулись с ног на голову. Завидовцы стали казаться тупыми и инертными. Впрочем, именно такими они и были всё первое полугодие, так с чего им меняться во втором? Болванами были, конечно не только завидовцы, но и все остальные. Стоило начать рожать, как братья стали меня побаиваться и уважать, хотя добивался я совсем другого. Ну, я об этом уже много написал. Наши с Максом благие намерения и усилия оставались незамеченными. Солдаты просто решили, что мы "со старьём", мы - из враждебного лагеря и относиться к нам надо, как к каким-то тупым начальникам, желающим от подчинённых только повиновения. Нас начали обманывать, в то же время, заискивая и слушаясь. Такое поведение сослуживцев окончательно убедило меня в том, что мыслительные способности большинства, оставляют желать лучшего. ( Collapse )
Немного помог Глухов Антон: он занял у земляка, приехавшего из кремля на выезд, тысячу рублей. Кремлёвцы постоянно выезжали в Купавну, военный лагерь был учебным центром полка. Роты заселялись в учебку на две недели, как правило, так что Антон пообещал товарищу вернуть долг в течении этого срока. Отдавать деньги мы ему запретили и это было настоящей подлостью: когда пришла пора отдавать бабло, мы прятали Антона в каптёрке, объясняя его земляку, что даже и не знаем, куда тот подевался? Бегает где-то. Тут необходимо сделать ремарку. Я только что рассказал про очень мерзкий, осознанно совершённый мной поступок. Мерзавцы всегда как-то оправдывают свои низости. В описываемом случае, я говорил себе: обманывая других, я ограждаю родственников и товарищей от изнурительных денежных трат. Своя рубашка к телу ближе, каждый сам за себя. Время - выживать. Я совершенно не знал обманутого столь подлым образом парня. Может быть, это был приличный человек, причём, вероятнее всего так оно и было, ведь Глухов взял тысячу в долг просто так, без процентов. Что тут скажешь? Я называл себя мерзавцем тогда, ведь самое любимое занятие мерзавцев - называть себя мерзавцами. "Я мерзавец", - говорит мерзавец, веря, что самообличением он снимает грех с души. И остаётся мерзавцем. Алкоголик причитает: "я урод, сволочь, могила меня исправит". И продолжает пить. Многие принимают всерьёз такие раскаяния, думая, что пустые слова несут в себе благородный смысл. Я считаю эмоциональную самокритику, особенно у всех на виду, характерным признаком трусов и мелких подлецов, запрятавших гордость и самолюбие подальше вглубь души, просто потому, что так удобнее. Как говорится, назвался груздём - полезай в кузов, назвался подлецом - примите меня таким, какой я есть, не ждите от меня подвигов, благородства, великодушия. Я ведь мерзавец и ненавижу себя за это (слёзы раскаяния, занавес, аплодисменты). Носиков обещал, что скоро ему пришлют деньги и, хотя сумма вряд ли будет большой, но уж точно не лишней и покроет значительную часть долга. Я ему охотно поверил, так как немного симпатизировал, по старой памяти. Филонов бесился, но тут уж бесись, не бесись - если денег нет, то и говорить не о чем. Разве что продать кому-нибудь самого Носикова, да только кому он сдался? К тому же, Коля уверял, что деньги будут, значит оставалось только ждать. ( Collapse )
Служба часто преподносит сюрпризы. На гражданке, бывает, живёшь скучной жизнью очень долго и никаких тебе происшествий. В армии маленькие трагедии с потрясениями, случались каждый день. К примеру, как-то раз Савченков Олег заступил в суточный наряд, вместе с двумя Алексеями - Дьяковым и Орловым. Казалось бы, что тут такого? Подумаешь - один Олег и два Алёши, на тумбочке постоят и накормят роту в столовой... Ложки-вилки-тарелки разложат по столам. Вот именно в столовых-то приборах и порылась, как говорится, собака. Читатель вероятно помнит, что у каждого уверенного старого придурка была любимая ложка, вилка, тарелка и т.д. Так вот, наш незадачливый суточный наряд, ухитрился запузырить куда-то половину драгоценной кухонной утвари уже к ужину. Тут же весь взвод попал на солидную сумму денег, если быть точным - не взвод даже, а завидовское отделение. И счёт шёл на тысячи. На пять, шесть, или семь, точно я уже не помню. При любом раскладе, сумма для меня была огромной, шокирующей, заставляющей стонать. Заработанные нечестным, но тяжким трудом деньги, расползались, как тараканы и исчезали в неизвестном направлении. Запас у нас Максом был, но его как раз и оставалось, на самое необходимое: сигареты, жвачки и прочую дрянь. ( Collapse )
Предыдущая часть С самого начала я был против рожания и уверенным становиться не планировал. Это не состыковывалось с моим мировоззрением. Уверенность я презирал и не собирался соответствовать никчёмным законам убогого армейского мирка. Однако, по прошествии двух-трёх недель, проведённых в Купавне, в моей голове родились кое-какие выводы. Суть их была проста: если не рожать, второе полугодие станет очень тяжёлым. Мне отобьют башку, замусорят мозги, я буду постоянно терпеть изощрённые издевательства и унижения. Многих это устраивало, меня - нет. Уж больно жалел я свой череп, прямо вот любил его. У купавновского старья запросы были гораздо серьёзней, чем у завидовского. Например, до персональных ложек ни один Пестун не додумался бы, хотя он был тот ещё мудрец и выдумщик. Тут, как говорится, дело было не в бобине... Равно как и не в Пестуне, не в Баранове, и не в купавновском химаре, а в разнице коллективных ментальностей. Марш-броски в ОЗК случались и в Завидово, но были скорее экзотикой, а не частью повседневности, как на полковой школе. На кону в Купавне всегда стояли куда бОльшие деньги, чем в Завидово, поэтому и избиения с прокачками были жёстче. Так как же мне избежать отбития башки? Я видел два пути. Первый, который мне особенно импонировал, был революционным. Подходишь к уверенной мрази всем взводом и жёстко ставишь условия, тем или иным методом. Второй путь был банален: рожать вместе, или по отдельности. Как сейчас помню тот вечер, когда наш взвод сидел в кубрике, чем-то занимаясь, уверенных поблизости не было, а я выступал перед коллективом, как Владимир Ульянов перед красноармейцами: ( Collapse )
Слушайте, вы расписываете какие то детали,которые мне не интересны. Честно вам пишу. Ну считаете вы,что это договор между друг другом...Ради бога. Вопрос не в этом. Вопрос в том,что я получаю в результате договора! Я понимаю, какие права и преференции я получаю, когда получаю паспорт Германии. Я понимаю,что получаю с правами. Я понимаю,что получаю,когда иду в пенсионный фонд писать заявление для назначения пенсии.
Но что я получаю регистрируя отношения в ЗАГСе? Какие права и преференции?
Я и так знаю,что у меня куча обязательств. В отличии от вас я ещё два года в армии служил. Вы думаете я бы пошел в армию,если бы тогда имел такую возможность? Конечно нет! Так зачем мне идти в ЗАГС,если можно этого не делать? Зачем? Вы не можете ответить на этот вопрос,при этом начинаете фантазировать про какую то свободную птицу и анархиста.
"...Завтра будет новый маскарад, Рыцари, турниры, фейерверк и танцы, Шут наденет красочный наряд, Будет бегать, прыгать и смеяться. Пощекочет ножку королю, Рассмешит принцессу безобразной пляской, Гаер подражает соловью, Но скрывает ворона под маской..." "Шут". Группа "Ляпис Трубецкой".
Часть третья. Жизнь понарошку. Глава первая. Ростовщик его величества. Начало
Был прекрасный весенний день, из числа таких, когда всё кругом готовится к цветению. Незаметно возвращается тепло, прилетают птицы, летний ветерок, прорываясь сквозь ставшие привычными холодные будни, будоражит воображение. Такой день хорошо провести на природе, погулять, посозерцать, поесть шашлыка в конце концов. Я ничего не созерцал, ничего не ел и весна на меня практически не действовала. Сидя в душном автобусе-Пазике, с Носиковым на коленях, я наблюдал, как незнакомый солдат открывает ворота, пропуская будущих курсантов на территорию военного лагеря Купавна. Почему-то жизнь для меня часто оставляет всюду последнее место. Вот и в тот день, завидовцы приехали в Купавну после всех. В лагере царила суета, солдаты распаковывались, раскладывали вещи, расставляли мебель. Снова я увидел ненавистный плац, вышагивая по которому, полгода назад узнал, что такое строевая подготовка. Казарменное здание за прошедшее время ни капли не изменилось. Купавновцы, наше будущее старьё и бруски, держались холодно, сдержанно, строго. В первые дни, на неуставняк нам только намекали, наверно потому, что никто никого не знал. Но намекали хорошо, с душой. К тому времени все уже знали, что рожать в Купавне принято не только на уверенных старых, но и на уверенных брусков. С одной стороны это удивляло, с другой же всё было естественно: старья довольно мало, слонов вообще почти нет и все они в других ротах, в основном вспомогательных, значит остаёмся только мы, курсанты, странные слонообразные пузыри. Кстати, солдат первого полугодия в купавне называли не слонами, а ушами, по кремлёвской традиции. Я вместе с остальными завидовцами был определён в четвёртый взвод первой учебной роты. По странному стечению обстоятельств, мне предстояло жить на том самом этаже и в том самом кубрике, где я провёл первые двадцать дней службы, так что во время построений, я стоял на взлётке напротив старого знакомого портрета Кутузова, прямо как полгода назад. Было в этом что-то мистическое. Наш взвод, равно как и все остальные, состоял из четырёх отделений, в каждом из которых было по восемь солдат, принадлежавших к какой-либо из рот Президентского Полка. Отделения возглавляли сержанты-бруски, взвода - старики, заместители командиров взводов, «замки». Вот на этих-то командиров нам и предстояло рожать. В нашем, четвёртом взводе, уверенным считался замкомвзвод, Голубев Саша и командир четвёртого отделения, Котов Саша. Два Саши. В основном мы должны были рожать на них. Кроме того, потребовать что-либо с любого из курсантов мог старшина роты, Зибров Алексей, санинструктор Зайчиков Сергей и химинструктор роты, хорошо знакомый мне с первых дней службы, Бугорков Сергей. Бугоркова, имевшего кличку Буга, похожего на обезьяну со злобной рожей и жилистыми руками, я уже описывал в первой части своего повествования. И это при моём-то положительном отношении к настоящим обезьянам, животным. Встреча с Бугой вызывала самые плохие эмоции. Уж больно хорошо я познакомился с ним полгода назад. К моему большому сожалению, ни Никишина, ни Чубакова, знакомых мне с первых двадцати дней службы, я в Купавне не встретил. Зато встретил Болдина Дениса, причём прямо в своём новом взводе. В первой части повествования я писал о том, как шесть месяцев назад, Денис одним из первых приехал в учебную роту и считался уверенным настолько, насколько возможно для черепа (напомню, солдат не принявших присягу, называли "черепами"). В те времена Болдин отменно набивал подушки, подметал полы и много чего ещё делал, все относились к нему уважительно, а сам он непомерно гордился. Общаться с Болдиным-черепом было очень сложно, так высокомерен он был. Теперь же я увидел перед собой запуганного, забитого паренька в грязном комке, лихорадочно набивающего кантик на шконке и затравленно озирающегося по сторонам. У меня при встрече с ним возникли смешанные эмоции, если не радость, то что-то положительное: знакомая рожа как-никак. Обратившись же к самому Денису, я встретил с его стороны полное безразличие. Да, он меня узнал, да, он помнит, как учил меня набивать подушки... И больше ничего, никаких рассказов о службе, ни малейшего желания общаться. ( Collapse )
Начало Я был жесток всего лишь в своих мыслях. Старьё же, зализав свои раны, вспомнило, что служить осталось считанные дни и решило напоследок отвести душу. Решено было провести обряд, популярный среди военнослужащих Президентского Полка, именуемый «Катанием На Жопе». Главными участниками катания предстояло стать убогим старикам, суть же происходящего сводилась к следующему: в больших сорокалитровых ведрах, называемых, как помнит читатель, «ракетами», набивалась пена, которой заливалась вся взлётка. После этого убогого старика брали за ноги и за руки и с разбегу бросали на пену, дабы он скользил в каком-нибудь направлении. Выбрав подходящий день, уверенные старики прокатили на мыльной пене нескольких убоганов. Смотреть на унизительную процедуру было неприятно, но не отворачиваться же? Особенно обидно было смотреть на то, как прокатили Сашу Курчевского. Тот перенёс экзекуцию стоически и как только его оставили в покое, отошёл в кубрик, снял мокрую одежду, переоделся, после чего начал с невозмутимым видом ковыряться в тумбочке. Я выбрал момент, подошёл к Саше и как мог выразил сочувствие: - Ну как ты, Саш? Достали тебя эти козлы? Не парься. Все нормальные люди понимают, что ты человек, а они – ушлепаны. Мерещится им, что они что-то из себя представляют. - Спасибо тебе… Да я не парюсь. Мне одна забота – домой побыстрее уехать. У меня там жизнь, друзья, родные. Мнение этих ублюдков меня не интересует. Странно конечно: что я им сделал? Бабок не занимал, не стучал, не подставлял. Служил спокойно, ни на что не претендовал. То, что я из другой роты?.. Странно – взяли, прокатили. -Ну так мозгов то нет ни у кого. Для того чтобы что-то понимать, это же мозги нужны. А их то как раз и нет. ( Collapse )
Начало Так, с постоянными перебранками, грошовыми интригами и копеечным беспределом, первое полугодие моей службы подходило к концу. Я считался убогим, но начисто игнорировал это, поэтому «опустить» меня не получалось. Общение с Максом Филоновым набирало обороты. Этот парень даже слышать не хотел такого термина, как «убогость», тем более по отношению ко мне или к нему(он ведь тоже не рожал). Его оптимизм и здоровая агрессия мне очень нравились и помогали морально. Хорошие отношения с Фурсовым, считавшимся очень авторитетным слоном, тоже не прекратились. Этот парень никогда не проявлял ко мне враждебности. Пришлось даже посоветовать ему, при всех со мной не общаться. Ведь то, что уверенный общается с убогим, могло кого-нибудь очень сильно разозлить, навлечь на Андрея беду. И это не было шуткой. Поэтому, общались мы с Фурсовым чаще всего только там, где нас никто не видел, например в «Хижине». Помимо Филонова, Фурсова, Носикова и кое-кого ещё, моим постоянным товарищем стал Глухов Антон. Очень долго я не замечал этого солдата. В течении нескольких первых месяцев службы, Антон вёл себя как глушенный омуль. Он просто молча получал от всех по башке, не рожал, летал из угла в угол, как мячик от пинг-понга, но к концу первого полугодия нашёл себя, освоился с обстановкой и начал проявлять разумную активность. Например, искать способы ухода от казавшихся ранее неминуемыми наказаний. Может быть, мы скорешились с ним именно из-за этого, а может из-за того, что он привык к армейской жизни и стал более-менее разговорчивым. В любом случае, мы с Глуховым стали частенько общаться, разговаривать на разные темы. Правда, как раз общих тем-то у нас с Антоном практически не было. Он на гражданке занимался привычными для всех, но совершенно чуждыми для меня делами: попивал пивко, танцевал на дискотеках и т.д. Ну да ничего, как-то мы всё же общались.( Collapse )
Начало Глава 5. Последние волны. По прошествии четырёх-пяти месяцев службы, я узнал много нового о командовании роты. Первым новым и интересным фактом был негласный наряд, под названием "негры". Само существование негласных нарядов уже озадачивало. Когда же я узнал о том, что подразумевалось под "неграми", удивлению моему не было предела. Это были солдаты, проводящие практически всё служебное время на даче у замполита роты, майора Солдатова. Там они жили, работали, занимались хозяйственными делами, начиная от посадки картошки, заканчивая рытьём колодца и т.д. Всё это весьма впечатляло, но не слишком ужасало: в конце-концов, не так уж плохо на даче солдатам жилось, точно лучше, чем в роте. Тем более, что набирали в «негры», как правило, убогих ребят, происходящих родом из сельской местности, умеющих обрабатывать землю и обращаться со строительными инструментами. «Неграми» их окрестили в первую очередь из-за того, что они всегда были жутко загорелыми и только во вторую очередь из-за специфики существования. Можно смело назвать Солдатова рабовладельцем. Круто, да? Не у каждого сегодня есть рабы, которые фактически вкалывают за похлёбку и при этом счастливы. Вся эта рассовость делала мифы о честности офицеров совершенно несостоятельными. Не могу сказать, что я когда-либо верил сказкам, но всё же, так как увидеть дорогу и пройти её не одно и то же, прямое столкновение с непорядочностью начальства, было весьма эффектным. Неясно было, является ли «негроидность» вершиной айсберга, или серединой? А может это самый низ?( Collapse )
Начало После драки в «Хижине», мои отношения с собственным призывом существенно ухудшились. По большому счёту, мне на это было плевать, так как по прошествии нескольких месяцев службы я убедился в том, что ни с кем из слонов невозможно договориться о чём-то дельном. Я присмотрелся ко всем, хотя мои критерии оценки были довольно примитивны, и сделал вывод: нормальных людей тут нет. Может быть кто-то сочтёт этот вывод слишком категоричным, но в те далёкие дни я пришёл именно к такому решению. А как ещё было думать? Ведь на фоне армейской жизни, заметны были три основных типа слоновского поведения. К первому относились уверенные, как я их называл, роженицы. Все они, за исключением Фурсова, были похожи на тупых болванов, считающих, что надо вести себя именно так, как ведут они и свято верящие в то, что за это им вскоре воздастся сторицей. Фурсов тоже верил во что-то непонятное, высокое и благородное, причём не рекомендовалось добиваться от него какой-то конкретики, так как в этом случае он пускался в столь туманные рассуждения, что голова начинала гудеть. Ко второму типу слонов относились сочувствующие рожающим, мечтающие к ним присоединиться, но не имеющие возможности. Слоны этого типа были самыми бестолковыми, ни о чём другом, кроме как о возможном превращении в уверенных, думать не могли. К третьему типу относились такие солдаты, как Носиков, хотя сам Коля был среди них бесспорным лидером. Это были робкие, бестолковые ребята, поведением напоминающие больше всего подушечки для булавок. Казалось, они настолько шокированы армейской жизнью, что впали в полный ступор. Договориться с ними о чём-то было совершенно невозможно. Причём, когда я говорю «договориться», то даже не подразумеваю что-то революционное, нет, я имею в виду вообще всё, что угодно. В будущем, когда многие из этих ребят пообжились в армии, общение кое с кем из них стало возможным. Даже с Носиковым иногда можно было поболтать со скуки на какие-то темы из гражданской жизни, ведь как я уже писал, он был в целом не таким уж безмозглым. Просто трусоватость и бесхребетность были главными его чертами.( Collapse )
